Директор киноконцерна «Мосфильм» Карен Шахназаров предается воспоминаниям о съемках своего первого фильма «Мы из джаза», который в этом году отмечает 25-летие.
Мы вышли из джаза. И не следует с этим спорить… Джаз оказал колоссальное воздействие на искусство XX века. Джаз изобилен, динамичен и многозначен. Его желательно слушать живьем, чтобы насладиться в полной мере. Мой отец, кстати говоря, обожал джаз, именно папа в значительной степени и повлиял на мои вкусы. Он собирал пластинки с таким трепетом, что иногда даже ставил под сомнение свою любовь к книгам. При этом нельзя сказать, что в джазе он был специалистом. Нет, скорее образованным дилетантом. Однако он мог объяснить, кто есть кто и что есть что. Когда я активно интересовался творчеством ливерпульской четверки – музыкой, на его взгляд, пустяковой, – между нами возникали жаркие споры. «Сынок, как ты можешь такое слушать?» – говорил он. Конечно, в пример папа приводил мне джазменов. Кто из нас двоих в итоге победил? Ответ прост – мудрость.
…Но больше всего отец любил знойные серенады Гленна Миллера. Он буквально замирал от восторга, если слышал миллерские этюды. Надо ли объяснять, какой эффект произвел сам фильм «Серенада солнечной долины» на тогдашнюю советскую интеллигенцию и пропаганду джаза в Союзе? Это была первая иностранная музыкальная картина, которую официально показывали в кинотеатрах. И даже не важно, что с опозданием… «Серенада» пронеслась, словно шаровая молния. Еще я застал фильм на экранах. Можно сказать, что «Серенада» подсказала некоторые моменты при выборе темы для кинодебюта. Правда, «Мы из джаза» я снимал не столько о музыке, сколько о людях, об их отношении к жизни и истории. Мне вообще хотелось начать с чего-то оптимистического, передать настроение 20-х прошлого столетия, наконец, показать, с чего, собственно, все и начиналось.
Мало кто знает, что вначале я совершенно другой фильм собирался ставить. Но сценарий картины по каким-то причинам не устроил Госкино, и пришлось приостановить процесс. Конечно, было морально тяжело, я совершенно не понимал, чем буду дальше заниматься.
«Мы из джаза» я снимал не столько о музыке, сколько о людях, об их отношении к жизни
Однажды включил телевизор, там какую-то музыкальную передачу показывали, и меня неожиданно осенило. Я набрал номер Александра Бородянского и говорю: «Саша, давай про джаз-банд сделаем кино…». Он поддержал мою идею. Мы начали собирать материал. Выяснилось, что на то время только одна книга выходила о джазе – «Советский джаз» Алексея Баташева. Мы, естественно, ее прочитали. Потом стали обращаться за помощью к мастерам джаза. Первым, кому позвонили, был Леонид Осипович Утесов. Он вежливо нас выслушал, а затем заявил: «В СССР нет джаза. Если, допустим, он и есть, то это – Я».
Короче говоря, Утесов отказался с нами дальше говорить. Мы пошли к родителям Андрея Миронова – Александру Минакеру и Марии Мироновой, они из того времени и свободно крутились в джазовых кругах. Затем к Никите Богословскому и Сигизмунду Кацу. Однако самая интересная и поучительная встреча состоялась с Александром Варламовым – отцом советского джаза. Он жил где-то на окраине. Когда Варламов открыл двери, перед нами предстал старик с тусклым взглядом. «Напрасно мы сюда приехали», – сказал я Саше. Правда, стоило нам только обмолвиться о джаз-банд, как старик преобразился в полного энергии человека, обаятельного и остроумного. Мы часов пять просидели в его компании. Очень многое из того, что он говорил, вошло в фильм. Начиная с концертов во дворах Одессы и заканчивая приездом в Москву знаменитой американки Целестины Кол, той самой джазовой певицы Целестины, которая выступала в оркестре Эллингтона…
…Ее сыграла прекрасная Лариса Долина. Мне вообще повезло с актерами, в основном это были неизвестные – Саша Панкратов-Черный, Игорь Скляр и Николай Аверюшкин. Если честно, я боялся того, что их кандидатуры директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов может забраковать. Они производили впечатление непрофессионалов. Собственно, они и были актерами-дилетантами: Скляр только-только окончил ЛГИТМиК, Аверюшкин – музыкальный техникум, а Панкратов по образованию кинорежиссер и успел снять две картины. Для советского кинематографа это было нетипично – команда дебютантов, тем более я сам трудился над первым фильмом. Но Сизов одобрил всех претендентов. Между прочим, на роль Панкратова пробовались Николай Еременко и Леонид Ярмольник… До последнего мы также не знали, кого взять в фильм: Игоря Скляра или Дмитрия Харатьяна. Они как бы похожи, а с другой стороны – совершенно разные… В итоге выбрали Скляра. Нам показалось, что внешность Игоря более демократична, так сказать, парень из народа.
Мы писали сценарий, опираясь на поведанные факты, хотя многое пришлось додумывать, например с Одессой. На самом деле советский джаз зародился не в Одессе, а в Москве, если точнее – в Ленинграде.
Мы писали сценарий, опираясь на поведанные факты, хотя многое пришлось додумывать
Но в картине этот момент скорее дань Леониду Осиповичу, по его мифологии, все произошло из Одессы. А так как в далекие советские 80-е, когда снимался «Мы из джаза», это место пользовалось известностью и ассоциировалось с чем-то праздничным, наша история начинается именно в городе мистификатора Утесова. Мы также оставили эпизод, на мой взгляд, замечательный одесский эпизод, в котором герои после драки в ресторане оказались в каталажке. «А где я?» – спрашивает трубач, его играет Петя Щербаков. «Еще вчера были в Одессе!» – отзывается герой Саши Панкратова.
А вот действительно случай, тоже Одесса. Его любит вспоминать сам Панкратов. Короче, мы снимали с ним и Колей Аверюшкиным сцену в захолустном дворике. Они изображали уличных музыкантов: ходили что-то бренчали и собирали денежки… На них посмотреть сбежалось полгорода. Одесситы, видимо, подумали, что это настоящие музыканты, а одна женщина, очень колоритная, словно из 20-х, стояла с ведром под аркой, вдруг как закричит от возмущения: «Кацапы, дайте человеку три рубля!». Мы, конечно, ее из фильма не вырезали, но она просто стоит, молча. Мне вообще кажется, что одесситы всегда были оптимистами, в их юморе что-то такое природное, искреннее и, безусловно, талантливое…
Но самая, пожалуй, неординарная история произошла в Москве на съемках эпизода, когда парни, нарядные и веселые, встречали на вокзале героиню Долиной. Мы снимали этот момент в день смерти Леонида Брежнева. Естественно, никто ни о чем не подозревал. На весь вокзал мы зарядили джаз, чтобы актерам было слышно – по сценарию они должны идти по платформе, пританцовывая. Сначала все отрепетировали, потом приступили к осуществлению задуманного… Тут неожиданно к нам подходят люди в черном:
– Это чем вы здесь занимаетесь?
– Мы? Ну, вот кино! А что здесь такого?
– Как что? Утром умер Леонид Ильич… Страна скорбит. Немедленно сворачивайтесь!
– Не можем! – отвечаем.
Мы и вправду не могли, тогда довольно строго было с отменой съемочного дня. Не долго думая, я позвонил Сизову:
– Николай Трофимович, ставим «Мы из джаза». Сцена на вокзале. А тут такая ситуация с Леонидом Ильичом…
– Зачем отменять? Продолжайте, только динамики потише сделайте…
Сделали. Но актерам ничего не слышно. На свой страх и риск снова врубили музыку на полную мощь. Напомню, вся страна скорбит… Короче, мы досняли этот эпизод.
Фильм вышел в прокат. По опросу журнала «Советский экран» в 1983 году, «Мы из джаза» назван лучшей картиной. Ее посмотрели 17.5 млн зрителей, купили аж 26 стран. Фильм получил с десяток премий. Впрочем, съемки запомнились еще и знакомством с Евгением Александровичем Евстигнеевым. Он актер большого диапазона. Мне хотелось, чтобы он сыграл одесского «папу». И он согласился, но – если мы заплатим 800 рублей. Тогда актерам за один день давали по полтиннику, а Евстигнеев требовал за три дня, как за 16. Мне, конечно, пообещали в дирекции помочь, правда, когда настал день съемок, денег не оказалось, наверное, что-то там не вышло. Пришлось оправдываться. «Да хрен с ними, с этими деньгами…» – перебил меня Евстигнеев. Он снялся и в «Мы из джаза», и в «Зимнем вечере в Гаграх» и даже в «Городе зеро». Почему тогда он махнул рукой? Дело в том, что Евгений Александрович в молодости увлекался джазом, играя в каком-то коллективе на барабанных… Он сам придумал тот эпизод с вилками в ресторане.
Можно сказать, что почти весь фильм построен на импровизации актеров. Иначе снимать о джазе ведь нельзя. Многие ключевые сцены в картине появились из полунамеков или вовсе, что называется, экспромтом. Например, сцена с тортом. Мы предложили ее за два дня до съемок, набросали чертеж, как будем тащить торт через бассейн. Да, было весело… Меня, кстати, часто спрашивают, почему я больше не снимаю такие фильмы, как «Мы из джаза»? Я не знаю, что ответить… Когда его ставили, мы были молоды, всем около 30. Это абсолютно другое мировоззрение, другой подход к кинематографу, другая стилистика и шкала ценностей, другое состояние души, чем сейчас…
Когда ездил в командировки, постоянно привозил папе фирменные буклеты музыкантов. Эта коллекция пластинок сейчас у меня дома находится. Кажется, несколько сотен.
Сегодня, признаться, мне как-то не до музыки. Впрочем, джазом я всегда интересовался
Даже не знаю, что с ними делать. Нет, я, конечно, храню винил, как память. Потом, скорее всего, детям передам, они, вероятно, что-то придумают, как быть с этим наследством… А если вдруг возникает потребность в такой музыке, отправляюсь в клубы. Мне думается, что в современном джазе важно видеть самого артиста на авансцене, слышать его игру – здесь и сейчас. Недавно был в Нью-Йорке, хотел попасть на джаз-концерт, там такие толпы возле входа в клубы, что нам вежливо намекнули не занимать очередь: «Это бессмысленно…» И тем не менее джаз остается музыкой достаточно своеобразной, эстетской, не для каждого.
Источник: журнал “EGO” Украина (ego.com.ua)
Есть, что сказать? Оставь свой комментарий: